Победа, победа...

[proben]

Помню ребенком еще, в семидесятых, видел документальный фильм какой-то, не помню уже о чем. Но был там короткий рассказ о старухе сельской, что показывала фотографии на стене, где муж и пятеро сыновей, и как получила похоронки на всех, и помню детский свой ужас.

------------------------------
Стихи не люблю,
не понимаю,
это не песни,
их не читаю,
пропускаю,
почти всегда,
но иногда,
у френда в ленте
проскочит нечто,
щека остынет,
слезой беспечной...
------------------------------


Originally posted by smoliarm at Победа, победа...

Евгений Шестаков

eu_shestakov

Победа, победа...
Два людоеда
подрались тысячу лет назад.
И два твоих прадеда, два моих деда,
теряя руки, из ада в ад,
теряя ноги,
по Смоленской дороге
по старой топали на восход, потом обратно.
«... и славы ратной
достигли, как грится, не посрамили!
Да здравствует этот... бля... во всем мире...
солоночку передайте!
А вы, в платочках, тишей рыдайте.
В стороночке и не группой.
А вы, грудастые, идите рожайте.
И постарайтесь крупных.
Чтоб сразу в гвардию.
Чтоб леопардию,
в смысле, тигру вражьему
руками башню бы отрывали...
ик! хули вы передали?
это перечница...»

А копеечница —
это бабка, ждущая, когда выпьют.
Давно откричала болотной выпью,
отплакала, невернувшихся схоронила,
на стенке фото братской могилой
четыре штуки,
были бы внуки,
они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле...

«Это Иван.
Почасту был пьян,
ходил враскоряку, сидел за драку,
с Галей жил по второму браку,
их в атаку
горстку оставшуюся подняли,
я письмо читала у Гали,
сам писал, да послал не сам,
дырка красная, девять грамм.

А это Федор.
Федя мой.
Помню, пару ведер
несу домой,
а он маленький,
дайте, маменька,
помогу,
а сам ростом с мою ногу,
тяжело, а все-ж таки ни гу-гу,
несет,
в сорок третьем,
под новый год,
шальным снарядом,
с окопом рядом,
говорят, ходил за водой с канистрой,
тишина была, и вдруг выстрел.

А это Андрей.
Все морей
хотел повидать да чаек,
да в танкисты послал начальник,
да в танкистах не ездят долго,
не «волга»,
до госпиталя дожил,
на столе прям руки ему сложил
хирург,
Бранденбург,
в самом уже конце,
а я только что об отце
такую же получила,
выла.

А это Степан.
Первый мой и последний.
Буду, говорит, дед столетний,
я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок,
сыновей народим мешок
и дочек
полный кулечек,
ты давай-ка спрячь свой платочек,
живы мы и целы пока,
четыре жилистых мужика,
батя с сынами,
не беги с нами,
не смеши знамя,
не плачь, любаня моя, не плачь,
мы вернемся все, будет черный грач
ходить по вспаханной полосе,
и четыре шапки будут висеть,
мы вернемся все,
по ночной росе,
поплачь,
любаня моя, поплачь,
и гляди на нас,
здесь мы все в анфас,
Иван, Федор, Андрей, Степан,
налей за нас которому, кто не пьян...»