https://artyom-ferrier.livejournal.com/807983.html

Продолжаю переслушивать «Мастера», и попутно вспомнились его экранизации, какие видел.

А видел я их, собственно, три. Кары, Бортко и Локшина. Ну, как-то, в девяностые, наткнулся случайно по ящику ещё на польскую попытку — но она показалась совсем уж «не в дугу», когда там сцена с визжащими раздетыми дамочками у Варьете заняла аж минут двадцать, и притом умудрилась выглядеть абсолютно неэротично. Как будто бы режиссёр всю жизнь мечтал снимать порноролики, но его туда не взяли по причине эстетического астигматизма — и тогда решил вдарить по классике.

Что до российских экранизаций, то, конечно, во всех трёх — довольно звёздные актёрские составы, и все подошли с душой, и с ответственностью, но у Кары и даже у Бортко — чувствуется всё же гнёт малобюджетности, отчего всё действо попахивает какой-то «драмкружковостью».

У Локшина, очевидно, таких проблем нет, но — это получилось всё же очень такое авторское прочтение Мастера. Хорошее, наверное, самодостаточное кино, по некоторым мотивам Булгакова, через призму режиссёрского осмысления — но его трудно назвать собственно «экранизацией».

Вообще, в юности я считал, что в литературе двадцатого века есть два произведения, которые категорически невозможно экранизировать сколько-нибудь прилично.

Касательно одного из них, правда, меня разубедил Джэксон в начале нулевых. Серьёзно, его «Властелин Колец» - великолепен, шедеврален. И где есть отступления от текста — они выглядят вполне оправданными.

Про экранизации Мастера — этого сказать не могу. И как мне кажется, все пытавшиеся — спотыкались на самом важном, ключевом, самом любимом персонаже. То есть, на Бегемоте.

Да, к Дьяволу некоторые люди имеют какую-то предубеждённость, да и депрессивных писателей любят далеко не все, а котов — можно считать, все. Поэтому Бегемот — это настоящая звезда романа.

Но во всех экранизациях — он выходит, в общем-то, «никакой».

Ради справедливости, его, наверное, и очень трудно было бы изобразить таким, как он видится в книге. Ибо там он, если честно, видится… «невообразимым».

С одной стороны, всем, кто его встречает — сразу почему-то ясно, что это кот. А не ребёнок-квадробер или лилипут в костюме кота. Хотя по своим размерам — ну, он должен быть где-то по пояс взрослому человеку, когда стоит на задних лапах, иначе как он протянет гривенник кондукторше?

И при этом типичная реакция на Бегемота у всякого рода кондукторш и секретарш — «С котами нельзя! Брысь!»

Так вот смею заверить, доведись такой кондукторше или секретарше увидеть перед собой настоящее кошачье существо такого размера, будь то рысь, крупный рыболов или маленький леопард — она бы кричала что угодно, но только не «Брысь!»

В действительности, мало-мальски крупные кошачьи вызывают у людей если не ужас, то — настороженность по меньшей мере.

В конце концов, страх перед леопардом — прошит у приматов глубоко в подкорке, это наш давний природный враг (вернее, гастрономический поклонник). Поэтому, увидев перед собой зверюгу, хоть отдалённо напоминающую пантеру — люди напрягаются. Весьма так сильно напрягаются — даже если отважны и вовсе не боятся собак такого размера.

А с Бегемотом — этого и близко нет. Котик и котик, просто большой, кило на тридцать — эка невидаль?

И вот это реально сложная задача — как должен выглядеть Бегемот, чтобы не казаться человеком в кошачьем костюме, чтобы восприниматься именно как кот — но при этом не внушать страха (по крайней мере, пока не начинает поддевать вилкой грибочки).

Ещё же подумалось вот что.

Самые разудалые, самые отвязные места Мастера — это где дьявольская свита наводит шороху на окололитературную и околотеатральную московскую «богему».

Тут чувствуется, конечно, насколько нежные чувства питал Михал Афанасьевич к своим «братьям во литературе», не поминая уж сопутствующую «административную сволочь».

Помнится, Лёшка в школе написал занятное сочинение под заголовком «Малыш и Мастер», в котором сравнивал Воланда с Карлсоном. В смысле, таинственный и могущественный друг, готовый вступиться и отомстить притеснителям самым хулиганским образом. И глубокомысленно заявлял там: «К слову, «Воланд» на латыни означает «Летающий». Как и Карлсон. Совпадение?»

Ну, понятно, что стёб — но доля стёба.

Но, кроме шуток, конечно, Михал Афанасьичу очень даже приятно было привлечь «воображаемого друга», причём, не менее, чем Сатану — и натравить на весь этот «Массолит».

И, конечно, у него были причины, чтобы точить зуб на советскую окололитературную номенклатуру.

Да, Советская Власть обошлась с Булгаковым далеко не так по-свински, как с Мандельштамом или, тем более, с Гумилёвым, его в общем-то и не репрессировали, ему даже не мешали заниматься литературной деятельностью, он даже состоял в Союзе Писателей, и его пьесы, случалось, даже ставили — но вот очень быстро снимали с репертуара, несмотря на зрительский успех, и кусали критикой, и некоторую-то травлю — можно признать.

И, вероятно, такие работы, как «Дни Турбиных», или «Бег», или даже «Зойкину квартиру», не говоря уж про «Собачье сердце» - действительно не представлялось возможным широко ставить в тридцатые. По идеологическим причинам. «Романтизация белогвардейщины», как ни крути (и, что хуже — никаких там тебе сознательных красных героев, в противовес заблудшим и запутавшимся белогвардейцам).

Но вот тот же «Иван Васильевич» - вроде бы не таил никаких особо опасных «конъюнктурных идеологических рифов». И как он стал «хитом» в семидесятые, в гайдаевской постановке — в общем-то, мог бы и в тридцатые.

Ну, ввернули бы там побольше пассажей про то, «как похорошела Москва при Булганине» - «Лепота!» - да и сняли бы кино, и был бы успех, не хуже каких-нибудь «Весёлых ребят» или «Волга-Волга».

И, конечно, на голливудском буржуйском фоне советский творческий успех всегда был смехотворен, но всё-таки — позиции Булгакова в этой творческой тусовке существенно бы укрепились. Заделался бы одним из «грандов», «генералов», с хорошими, по их меркам, гонорарами, с персональной дачкой, тачкой, всё такое.

И вот главный вопрос: в этом случае — повернулась бы у него рука и авторучка, чтобы натравить Маргариту на квартиру критика Латунского, а Коровьева и Бегемота — на ресторан «Грибоедов»?

Да понятно, что «Мастер» в любом случае писался в «стол», безо всякой надежды на прижизненную публикацию, но всё равно — вот не размяк бы Михаил Афанасьевич ко своим «коллегам»?

Ну, чисто по-человечески — трудно всё-таки желать погрома тем, с кем харчуешься в одном привилегированном кабаке, с кем соседствуешь в одном Переделкине. Даже когда — пишешь «в стол».

Поэтому, возможно, следует и сказать спасибо Софье Власьевне за то, что, с одной стороны, не слишком загнобила Булгакова (не так всё же, как Мандельштама), а с другой — не слишком и «приручила», не слишком «заласкала».

https://artyom-ferrier.livejournal.com/807983.html